На меняющемся фронте: результаты летней поездки в Украину западных военных аналитиков

Майкл Кофман, старший научный сотрудник Фонда Карнеги, и Роб Ли, старший научный сотрудник Евразийской программы Исследовательского института внешней политики в Филадельфии

Примечание: иллюстрации к материалу подобраны командой CIT и могут не отражать представление участников подкаста. Подкасты были опубликованы в конце июля, ещё до последних событий вокруг района Доброполья.

Западные военные аналитики Майкл Кофман и Роб Ли в сопровождении коллег, Конрада Музыки и Франца-Штефана Гади, в очередной раз посетили Украину и об итогах своей поездки рассказали в подкастах (1, 2).

Предыдущий визит экспертов в Украину состоялся в феврале 2025 года. Тогда украинская оборона сохраняла относительную устойчивость. Российские войска понесли серьёзные потери в ходе осенней кампании, а неблагоприятные погодные условия в сочетании с успехами ВСУ в сфере применения беспилотных систем обеспечили Украине определённое преимущество в обороне. Комплексное использование минных полей, артиллерии и FPV-дронов позволяло украинским подразделениям даже в условиях недоукомплектованности эффективно сдерживать и уничтожать штурмовые группы противника. В то время велись активные дискуссии о том, сможет ли Украина стабилизировать линию фронта или успех окажется временным. Тем не менее уже через несколько месяцев оперативная обстановка заметно усложнилась.

«Летнее наступление», о котором пишут многие СМИ, было начато Россией ещё в конце марта 2025 года и не является краткосрочной операцией, считают Кофман и Ли. Аналитики уверены, что продлится оно до глубокой осени.

Стратегия Украины с применением дронов, безусловно, продолжает приносить успехи. Однако общая динамика войны остаётся напряжённой. Украина по-прежнему сталкивается с серьёзными кадровыми проблемами, решить которые пока не удаётся. Россия сохраняет преимущество в людских ресурсах, продолжая выполнять план по привлечению добровольцев и контрактников в войска, хотя качество личного состава неуклонно снижается.

Россия развивает сферу БПЛА

По мнению Кофмана, «на тактическом уровне многое в этой войне сейчас сводится к тому, кто эффективнее применяет дроны и различные ударные беспилотные системы — именно это определяет инициативу на земле».

Российские войска продвигаются быстрее, чем в начале 2024 года, и вместо наступления по всей линии фронта они сосредоточили усилия на создании вклинений, рассекающих украинскую оборону и растягивающих её. Однако одним из самых тревожных изменений на поле боя является не столько продвижение России, сколько трансформация её возможностей в сфере ведения войны с применением БПЛА. Россия систематически делает вложения в беспилотные технологии и организацию применения дронов, считают аналитики.

Россия не просто реагирует на методы ведения боевых действий ВСУ с использованием беспилотников — она активно копирует и масштабирует их. Инновационное использование дронов — преимущество, которое долгое время оставалось у Украины и применялось для компенсации нехватки живой силы и техники — постепенно исчезает. ВСУ пока не утратили этот козырь полностью, но разрыв между сторонами сокращается. И если эта негативная тенденция сохранится, это может радикально изменить баланс сил на поле боя.

Российская армия начала развёртывать элитные подразделения дронов в более организованной и скоординированной форме. Каждая сторона стремительно изменяет свою тактику в ответ на действия противника. Кофман и Ли считают, что подобная способность к адаптации стала характерной чертой этой войны.

В задачу российских беспилотных подразделений входит поражение украинской логистики на расстоянии 20–25 км от линии фронта, уничтожение позиций украинских дроноводов и перехват БПЛА. Всё это указывает на переход от импровизированных решений к институционализированной системе.

В свою очередь Украина активно инвестирует в дроны-перехватчики, чтобы противостоять массированным атакам беспилотников типа «Шахед». Ряд таких технологий выглядит весьма перспективно и может в конечном итоге стать экономически эффективным ответом на российское масштабирование производства «Шахедов».

«Рубикон»

Одним из ключевых событий этого лета стало заметное улучшение ударных возможностей российских БПЛА. В ходе предыдущей поездки в феврале украинскими военнослужащими уже упоминалось подразделение «Рубикон», и это название вновь всплывало практически в каждом разговоре на фронте в этот раз. (Для контекста: «Рубикон» — подразделение Минобороны РФ, сформированное в августе 2024 года для разработки и тестирования беспилотников, обучения операторов и инструкторов и непосредственно боевого применения БПЛА — прим. CIT). «Рубикон» располагает как минимум шестью известными боевыми отрядами, каждый из которых насчитывает около 150 человек. На сегодняшний день эта численность может быть даже выше.

Теоретически каждый из отрядов приписан к одной из российских группировок войск («Север», «Запад», «Центр», «Юг», «Восток» и «Днепр»), но они могут быть гибко переброшены в зависимости от приоритетов. Зимой 2025 года несколько подразделений «Рубикона» находились в Курской области и сыграли решающую роль в способности России вернуть контроль над своими территориями. Их последующая переброска в Донецкую область и на другие ключевые участки фронта уже оказала значительное влияние на ситуацию, в частности, под Покровском.

Что делает «Рубикон» особенно опасным — это сочетание качественного и количественного превосходства в войне дронов. Размещение всего одного отряда «Рубикона» может изменить соотношение сил в использовании FPV-дронов от относительного паритета до трёхкратного превосходства над противостоящей им украинской бригадой. Причём этот дисбаланс может быть создан быстро и на любом участке фронта.

«Рубикон» специализируется на уничтожении приоритетных целей: подразделений БПЛА противника, систем РЭБ, объектов связи и логистических узлов — зачастую на глубине более 10 километров за линией фронта. Такая способность наносить удары в тылу представляет серьёзную проблему для Украины, особенно с учётом растущей зависимости от FPV-дронов, БПЛА Mavic и лёгких бомбардировщиков, сдерживающих российскую пехоту. Во многих случаях продвижения ВС РФ напрямую коррелируют с появлением подразделений «Рубикона». Они способны нарушать украинскую военную логистику, разрушать эшелонированную оборону и выводить из строя ключевые ударные подразделения БПЛА.

Аналитики упоминают случай, когда украинская бригада потеряла примерно половину позиций операторов FPV-дронов в течение недели после прибытия «Рубикона». А поскольку способность Украины отбивать атаки пехоты всё больше зависит от БПЛА, прицельное подавление этих возможностей «Рубиконом» напрямую усиливает эффективность российской тактики штурмовых действий.

Бои идут там же, где и год–два назад

Обстановку на линии фронта можно описать следующим образом. После вынужденного отступления ВСУ из Курской области и последующего вторжения ВС РФ уже на Сумщину украинским силам удалось стабилизировать ситуацию. В Харьковской области и в районе Купянска боевые действия продолжаются без перерыва. Тем временем российские войска наращивают давление в Донецкой области — в частности, они вклинились между Покровском и Константиновкой, а также пытаются продвигаться юго-западнее Покровска в направлении границы с Днепропетровской областью. Однако если присмотреться, на многих участках линии фронта бои протекают там же, где и год или даже два назад.

Что изменилось на фронте по сравнению с этой зимой и в чем отличие от Первой мировой

В свой приезд в феврале 2025 года аналитики отметили, что условия для Украины были более благоприятными. Хотя уже тогда было понятно, что некоторые преимущества носят временный характер. Одним из ключевых факторов в тот период было снижение интенсивности вылетов российских бомбардировщиков Су-34, что привело к временному сокращению применения планирующих авиабомб.

По мнению Роба Ли, ключевой проблемой для ВСУ остаётся дефицит личного состава. Она начала проявляться особенно остро после неудачного контрнаступления летом 2023 года — с тех пор штатная численность многих украинских бригад так и не была восстановлена. На сегодняшний день большинство бригад ВСУ укомплектованы лишь частично — особенно это касается пехотных подразделений. Сейчас в типичной украинской бригаде лишь 10% личного состава — это пехотинцы, занимающие позиции непосредственно на передовой. Остальные 90% служат в подразделениях огневой поддержки и отрядах БПЛА, либо задействованы во вспомогательных задачах (материально-техническое обеспечение, связь и прочее). Иными словами, из десяти военнослужащих только один будет пехотинцем. Нехватка личного состава в ВСУ, рассказывает Кофман, приводит к высокой разреженности фронта. В ряде случаев километр линии фронта с украинской стороны удерживают всего шесть–восемь солдат (а не рота — 100 бойцов, как это, например, положено по уставу Сухопутных Войск ВС РФ — прим. CIT). Такие подразделения, как правило, рассредоточены по местности в лесных массивах, посадках или руинах зданий группами по три–четыре человека. Во многих населённых пунктах, относящихся к «серой зоне», украинские солдаты удерживают подвалы повреждённых или разрушенных домов, не давая российским бойцам использовать их в качестве опорных пунктов для продвижения. Эти оборонительные тактики подчёркивают сложный и динамичный характер боёв на передовой, где контроль даже над небольшими участками территории может определять ход более масштабных операций.

По мнению Кофмана, благодаря текущей структуре фронта — позициям, удерживаемым малочисленными группами солдат, между которыми находятся большие промежутки неконтролируемой территории, — данный этап войны принципиально отличается от предыдущих похожих конфликтов, в особенности от Первой мировой, с которой её обычно сравнивают — окопы и другие открытые сверху традиционные формы полевой фортификации солдаты считают неприемлемо опасными и даже самоубийственными.

Новые требования к фортификационным сооружениям

За последние два года Украина построила множество укреплений вдоль линии фронта. Многие из этих оборонительных сооружений, зачастую добротно возведённых, были расположены на открытой местности и спроектированы с учётом условий войны в 2022 — начале 2023 годов. Однако они оказались не адаптированы к изменяющейся обстановке на поле боя — особенно к широкому применению БПЛА.

Сегодня передовые украинские позиции, как правило, малы по размеру и удерживаются группами из трёх–четырёх человек. Из-за особенностей местности и угрозы со стороны дронов такие позиции почти всегда маскируются — размещаются в лесных массивах, лесопосадках или в застройке. Главный приоритет — оставаться незамеченными, поскольку стационарные и незамаскированные объекты становятся лёгкой мишенью. Обе стороны всё чаще полагаются на точные удары дронов, и любое стационарное укрепление превращается в уязвимую цель.

При этом важно различать понятия «подготовленная оборона» и «сильно укреплённые позиции». Подготовленная оборона — колючая проволока, противотанковые рвы и препятствия, затрудняющие атаки пехоты и лёгкой техники или мотоциклов — остаётся актуальной.

Однако крупные открытые укрепления сегодня имеют меньшее значение, поскольку передовые подразделения активно избегают удержания открытых позиций вне лесополос. В конечном итоге в меняющемся под влиянием современных технологий характере боевых действий преимущество дают мобильность, незаметность и точность ударов, а не статичные оборонительные линии.

Говоря о фортификациях, Кофман и Ли подчёркивают особую актуальность подземных оборонных сооружений. Система тоннелей, включающая в себя несколько огневых точек и укреплённые позиции, способна обеспечить надёжную защиту и принести оперативную пользу. Уход под землю позволяет скрываться от наблюдения и ударов БПЛА, а также от планирующих бомб и артиллерии, из-за которых наземные позиции становятся всё более уязвимыми. Неудивительно, что Россия сделала подземные сооружения важным элементом своей оборонительной архитектуры. В ряде районов российские войска, по сообщениям, построили тоннели протяжённостью от 10 до 15 километров.

В некоторых случаях подземные коммуникации могут быть использованы и для атакующих действий. Так, ВС РФ несколько раз пытались проникнуть на украинские позиции или обойти их, используя канализационные сети и газопроводы для скрытного передвижения личного состава или снабжения. Подобная тактика наблюдалась в Часовом Яре и других районах ожесточённых боёв (в том числе, в Авдеевке и Курской области — прим. CIT), что свидетельствует о последовательной стратегии использования подземных маршрутов.

Характер местности и погода

Характер местности и погодные условия играют критически важную роль в обстановке на поле боя. Летом, помимо скрывающей «посадки» густой листвы и высокой травы, российских военных также защищают термозащитные накидки, которые делают их невидимыми для дронов типа Mavic 3T, оснащённых тепловизионной камерой. Зимой тепловые сигнатуры были более заметны, и украинские подразделения действовали гораздо эффективнее в выявлении и поражении российских солдат.

Российская тактика инфильтрации и противодействие ВСУ

Российские войска продолжают активно использовать тактику инфильтрации (просачивания), направляя небольшие штурмовые группы для разведки украинских позиций. Как только российские войска выявляют узел украинской обороны, они запускают последовательные волны летающих боеприпасов, таких как FPV-дроны, Mavic или БПЛА самолётного типа «Молния» — относительно недорогих, но эффективных средств, способных неустанно поражать укрепления до их полного уничтожения. Этот метод позволяет российским силам систематически разрушать передовые позиции, освобождая путь для дальнейшего продвижения.

Как рассказали экспертам украинские солдаты, командование российских батальонов нередко направляет военных из разных подразделений на одну и ту же передовую позицию. Если один погибает на подходе, другой может об этом даже не узнать. Связь осуществляется через беспилотники, которые передают информацию командирам, координирующим операцию. Как только возле украинских позиций накапливается достаточное количество бойцов, начинается скоординированная атака. Таким образом, инфильтрацию проводят одиночные бойцы, что усложняет их обнаружение и поражение.

Ли добавляет, что вместо того чтобы вступать в прямое столкновение с российской пехотой, малочисленным украинским пехотинцам приказывают не обнаруживать себя без крайней необходимости и в случае появления противника лишь передавать сведения о нём своим операторам БПЛА — ведь открытие огня почти гарантированно приведёт к демаскировке позиции и её последующему уничтожению различными беспилотниками или корректируемыми авиабомбами.

Таким образом украинские подразделения дают противнику пройти между своими позициями, полагаясь на дроноводов, которые затем должны обнаружить штурмовые группы и либо уничтожить их, либо навести на них огонь артиллерии. Несмотря на то что такой подход не всегда оказывается успешным, он отражает значительный сдвиг в тактике ведения боя, при котором украинская пехота стремится прежде всего не дать противнику закрепиться на позиции, избегая затяжных перестрелок.

Хотя БПЛА позволяют проводить разведку и останавливать просачивающихся штурмовиков, они не всесильны. Во многих случаях российская пехота всё же проникает сквозь зону наблюдения и заходит в тыл украинских позиций. Всё чаще вместо того чтобы захватывать первую линию окопов и закрепляться, российским войскам приказывают продвигаться как можно дальше вглубь, создавая подобие хаоса в украинской обороне.

Этот подход эксплуатирует хроническую нехватку пехоты в ВСУ, приводящую к разреженности украинских передовых позиций. Беспилотники помогают компенсировать этот дефицит и частично нивелируют численное преимущество России, но полностью закрыть этот разрыв они не могут.

Эффективность российской тактики заключается в её медленном и изнуряющем характере. Остаётся открытым вопрос, приведут ли инфильтрационные операции столь малого масштаба к более серьёзному оперативному прорыву, но на данный момент они позволяют российским силам добиваться пусть и ограниченных, но стабильных успехов.

Сложность ротации

Говоря о разреженности линий фронта, важно понимать, что украинские подразделения сознательно избегают сосредоточения большого числа войск на передовых позициях. Концентрация сил в открытых и уязвимых местах значительно увеличивает риск обнаружения и ударов с воздуха. Кроме того, чем дальше впереди расположены личный состав и техника, тем труднее их снабжать и своевременно проводить там ротацию. И если снабжение теперь в значительной степени осуществляется с помощью тяжёлых мультироторных дронов-транспортёров, то ротация личного состава по-прежнему остаётся сложной задачей.

Во многих случаях сам процесс ротации более опасен, чем удержание позиции — многие потери происходят не в бою, а во время перемещения на позиции или обратно. Солдаты зачастую вынуждены проходить последние 10 км пешком через густые лесополосы, под постоянным наблюдением российских дронов, особенно когда движение транспорта невозможно из-за характера местности и постоянного наблюдения со стороны противника. Такие переходы могут занимать несколько дней и должны быть точно рассчитаны по времени.

Эвакуация раненых и ротация бойцов обычно происходят лишь при нелётной погоде, ограничивающей возможности вражеской беспилотной разведки. Однако противник сам нередко использует такие погодные условия для проведения атак, что также ставит ротацию под угрозу. В связи с этим для украинских солдат передвижение представляет большую угрозу, чем пребывание на месте. В итоге многие предпочитают остаться на позиции продолжительное время — иногда неделями или даже месяцами, чем совершать опасный путь туда или обратно.

Таким образом, нехватка личного состава усугубляется практическими трудностями поддержания и замены сил на передовой под постоянной угрозой воздушного наблюдения и плотного огневого контроля противника. В большинстве случаев ВСУ не располагают достаточными людскими ресурсами и логистической гибкостью, чтобы ротировать целые бригады, а могут сменить лишь отдельные батальоны — и даже это представляет трудность.

В то же время ВС РФ стали применять метод ведения боевых действий, в основе которого лежит использование специализированных штурмовых батальонов, поддерживаемых другими батальонами из состава того же полка. Такая система создаёт расходуемый передовой эшелон: штурмовой батальон идёт первым, принимая на себя основные потери. Как только передовая штурмовая рота теряет боеспособность, её быстро восполняют — часто в течение нескольких дней — и снова бросают в бой. Этот цикл повторяется до тех пор, пока батальон, а затем и весь полк не стачивается. После этого он выводится на восстановление и заменяется свежим.

Эта асимметрия в ротации войск имеет важные последствия. Способность ВС РФ поочерёдно вводить в бой разные полки позволяет сохранять наступательное давление и поддерживать оперативный темп. Статическая оборона Украины — зачастую удерживаемая подразделениями, находящимися за пределами боеспособности — отражает структурную проблему нехватки личного состава, которая выходит далеко за рамки тактического уровня.

О плохом качестве российского личного состава и о новой тактике изоляции карманов

Российская армия продолжает демонстрировать низкую эффективность на поле боя, несмотря на материальное превосходство. Это привело к отставанию от запланированных сроков достижения целей почти на год.

В настоящее время российские войска прошли немного к северу от Часова Яра, бои за который начались 18 месяцев назад, но далеко не продвинулись. Также ВС РФ всё ещё далеки от взятия Славянска и Краматорска — ключевых населённых пунктов, необходимых для установления контроля над Донбассом. Сравнивая текущие российские позиции с территориальными амбициями руководства РФ, их разрыв с возможностями российской армии становится очевидным.

Однако нельзя сказать, что российская армия не пытается чему-то научиться. После ухода ВСУ из Курской области ВС РФ перешли к позиционной войне. Они научились изолировать группировки противника, формируя карманы и перерезая логистические пути, эффективно разрушая украинские позиции путём истощения, а не прямых штурмов.

Кроме того, ВС РФ всё чаще используют малочисленные группы штурмовиков для проникновения через первую линию украинской обороны. Эти группы, как правило, несут тяжёлые потери, но это не мешает российским войскам оказывать непрекращающееся давление на ВСУ.

«Бахмутский синдром»

Кофман считает, что большие проблемы украинской армии на данный момент доставляет политика «Ни шагу назад» — удержание каждой позиции даже в условиях полуокружения или невыгодного рельефа. Вместо того чтобы отступать или применять мобильную оборону, изматывая противника, командирам ВСУ приходится отстаивать невыгодные рубежи, что лишь увеличивает потери. Эта инициатива исходит от политического руководства страны, а военное командование претворяет её в жизнь.

В таких местах, как Покровск, украинские подразделения порой удерживают позиции дольше, чем следует, пытаясь сохранить линию фронта, а не личный состав. Решение об отступлении всегда трудное. Отход грозит ударом по боевому духу и может вызвать отступление соседних частей и подразделений без явной на то необходимости. Поэтому командиров бригад и батальонов, в инициативном порядке разрешивших отход с позиций, часто снимают с должности. Но слишком долгое удержание невыгодных рубежей приводит к истощению, неоправданным потерям и развалу не только участка обороны, но и самих подразделений. Такую культуру Кофман называет «бахмутским синдромом» — склонностью к затяжной и дорогостоящей обороне невыгодных участков, ярче всего проявившей себя в ходе обороны Бахмута в 2023 году.

Безусловно, такие отступления не проходят бесследно. Каждое из них — это потеря территории, которую защищали месяцами. Каждое сдвигает линию фронта ближе к ключевым узлам логистики. И в совокупности это позволяет ВС РФ брать под огневой контроль новые районы, нарушая украинские маршруты снабжения, связь и устойчивость тыла. Военное руководство должно научиться находить баланс между политической и военной целесообразностью, чтобы сохранить боеспособность армии в долгосрочной перспективе.

Кофман положительно оценивает замену системы ОТГ и тактических группировок на армейские корпуса, однако предупреждает, что для развёртывания их в полноценные структуры потребуется время, а также что де-факто корпусам подчиняются те подразделения, что соседствуют с ними на фронте, а не те, что номинально входят в их состав, поскольку перемещение бригад по фронту в текущих условиях затруднительно. Кроме того, Кофман сомневается, что система корпусов поможет противостоять склонности Генштаба ВСУ к микроменеджменту поля боя — запрету отхода с позиций и приказам осуществлять кровопролитные контратаки.

Значение артиллерии и бронетехники

Кофман отмечает, что на фоне используемой Россией тактики применение бронетехники практически сошло на нет. И хотя её запасы очевидно практически исчерпались, темп российского наступления в этом году выше, чем в аналогичный период прошлого года. Таким образом, подсчёт запасов танков и ББМ стал менее релевантным для оценки перспектив наступления. Российская армия всё ещё проводит механизированные штурмы, но значительно реже и задействует в них лёгкую технику.

В конечном счёте нынешняя динамика боевых действий в значительной степени определяется применением беспилотников. В беседах с украинскими командирами бригад и офицерами танковых подразделений постоянно звучала одна и та же мысль: подавляющее большинство потерь с обеих сторон обусловлено использованием противником БПЛА. Когда у них спрашивали, какой процент российских и украинских потерь приходится на дроны, большинство называли значения около 80 процентов. Некоторые оценивали долю выше — от 90 до 95 процентов. Другие подчёркивали, что сегодня дроны и артиллерия настолько тесно интегрированы, что определить эффект от одного и другого становится всё труднее.

Как отмечает Кофман, артиллерия, являвшаяся ключевым фактором в 2022–2023 годах, по-прежнему позволяет подавлять противника огнём, направлять его движение по определённым маршрутам и мешать массированной концентрации пехоты на открытой местности, а кроме того, не зависит от погодных условий.

Традиционная артиллерия остаётся незаменимой не только из-за своей разрушительной силы, но и благодаря подавляющему и психологическому эффектам. Она обеспечивает массированный огонь, «раскрывает» лесополосы, недоступные для дронов, и часто расстраивает наступление ещё до прямого столкновения. Особенно важную роль играют миномёты — они обеспечивают уровень огневого подавления, который дроны, как правило, не могут создать.

Более того, в условиях плохой погоды — дождя, сильного ветра, тумана — значение артиллерии возрастает, поскольку дроны в таких условиях действуют менее эффективно.

Несмотря на рост значения БПЛА, украинские подразделения на передовой отмечают, что интенсивность применения артиллерии осталась на прежнем уровне — а в некоторых случаях даже возросла. Проблема заключается не столько в нехватке снарядов, сколько в их характеристиках: значительная часть поставляемых Украине выстрелов имеет слишком малую дальность по сравнению с требованиями современного боя, когда орудия необходимо размещать на значительном удалении от линии соприкосновения, чтобы избежать контрбатарейного огня.

В целом дроны хоть и играют центральную роль, но оперируют внутри целой «экосистемы». Дистанционное минирование с помощью БПЛА позволяет создавать обширные зоны запрета доступа между позициями, а граница между применением БПЛА и артиллерии сегодня стирается: значительная часть артиллерийских ударов осуществляется по координатам, переданным дронами.

Таким образом, хотя дроны стали самым значимым оружием этой войны, остальные системы не потеряли актуальность. Эффективность дронов зависит от артиллерии, инженерного обеспечения и логистики. Война подтверждает правило «80/20»: 80% результатов достигается за счёт 20% усилий — но лишь потому, что эти 20% поддерживает обширная и сложная инфраструктура.

Понимание современной войны требует взгляда на дроны не как на единственное решение, а как на часть и одновременно продукт сложной, многоуровневой системы вооружённого конфликта. Фронт больше не является линейным — это многослойная среда, насыщенная датчиками и средствами поражения, где выживание зависит от степени незаметности и недосягаемости.

«Мангалы» на передовой

Говоря о бронетехнике, эксперты не обошли стороной ставший популярным в войсках процесс её «омангаливания» — практически полного закрытия корпуса бронетехники кустарно изготовленной дополнительной защитой. В сочетании с различными средствами РЭБ «мангалы» обеспечивают приемлемую защиту от дронов-камикадзе и сбросов боеприпасов ценой потери обзорности, возможности вращать башню и усложнения ремонта. Кофман считает, что «омангаливание» себя оправдало, и в качестве иллюстрации привёл случай, когда 28-й омбр ВСУ потребовалось 64 FPV-дрона на нейтрализацию одного российского «танка-черепахи».

Аналитики подчёркивают, что хотя нелепо выглядящие «замангаленные» «буханки» или БМП-2 нередко становятся объектом насмешек в интернете, по словам украинских солдат, такие машины на передовой могут быть весьма эффективны и представляют реальную проблему на поле боя. Кофман и Ли считают важным прислушиваться к мнению бойцов, а не к комментариям в соцсетях. То, что на первый взгляд кажется абсурдным или бесполезным, на деле может обеспечивать надёжную защиту в условиях реального боя.

Сильные стороны ВСУ

В период интенсивных наступательных действий украинские силы оказались под значительным давлением. Тем не менее у аналитиков не складывается впечатления, что линия фронта находится на грани обрушения или что характер российских атак приведёт к серьёзным прорывам.

Есть несколько обнадёживающих направлений, по которым Украина демонстрирует прогресс. Прежде всего, это использование наземных роботизированных комплексов (UGV) для снабжения, эвакуации раненых и вспомогательных задач. Украинские подразделения проявляют здесь всё большую эффективность и изобретательность. Во-вторых, Украина по-прежнему располагает более квалифицированными операторами дронов, что является критическим преимуществом в продолжающейся войне на истощение с использованием БПЛА.

Недавнее назначение Роберта «Мадяра» Бровди командующим Силами беспилотных систем ВСУ стало ещё одним обнадёживающим шагом. Ожидается, что под его руководством удастся систематизировать и масштабировать уже имеющиеся успешные практики и добиться большей согласованности и эффективности использования беспилотных технологий.

Значительные инвестиции в средства борьбы с крупными БПЛА также являются обнадёживающим фактором. Несмотря на резкое увеличение применения в ВС РФ ударных дронов-камикадзе, таких как «Герань», «Шахед», «Гарпия», а также их имитаторов — возможно, в 10–15 раз по сравнению с прошлым годом, — украинские военные и профильные министерства, похоже, уже определили технически эффективные меры противодействия. Главная задача сейчас заключается в том, чтобы внедрить и масштабировать эти решения по всей линии фронта.

Война продолжится в 2026 году

Есть те, кто продолжает надеяться, что 50-дневный (а затем и 10-дневный) ультиматум Трампа приведёт к серьёзным изменениям, но Кофман настроен весьма скептически и считает гораздо более вероятным, что война затянется до 2026 года. Такая точка зрения, судя по всему, негласно принимается в украинских военных кругах, хотя она ещё не озвучена политическим руководством.

Одним из обнадёживающих факторов за последние две недели стало заметное улучшение в отношениях между США и Украиной. Ещё важнее то, что среди украинских чиновников и командиров вновь появилось ощущение, что США вернулись к уровню военной поддержки, который существовал ещё полгода назад. Регулярные поставки боеприпасов к системам Patriot, GMLRS или HIMARS необходимы для повышения устойчивости ВСУ в этой войне.

Сделка с государствами — членами НАТО по закупке американских вооружений сыграет важную роль в поддержании способности Украины продолжать сопротивление. Участники подкаста в ходе летней поездки, когда Соединённые Штаты, похоже, вновь заняли более активную позицию в поддержке Украины, заметили позитивное изменение в общем настрое по сравнению с февралём.

По мнению Кофмана, перед Украиной стоит главный стратегический вызов: сможет ли она удерживать текущие позиции, не исчерпав ресурсы.

Наиболее реалистичная стратегия, на его взгляд, — временный обмен части территории, нанесение максимального урона российским силам и отступление на более выгодные рубежи. На четвёртом году полномасштабной войны устойчивость Украины уже не вызывает сомнений. Вопрос теперь в другом: достаточно ли одной устойчивости, чтобы победить?